Тем более что его доклад, сделанный на следующий день Госкомиссии под магнитофонную запись, тут же засекретили. Так что же в нём содержалось такого, что надо было скрыть от общественности?
Доклад Гагарина
Последняя предстартовая подготовка производилась утром, — излагал события Ю.А. Гагарин. — Она началась с проверки состояния моего здоровья и определения надёжности датчиков для записи физиологических функций, которые были наклеены накануне вечером. Затем производились запись физиологических функций на медицинской аппаратуре и медицинское обследование. Всё это прошло хорошо. По мнению врачей, которые осматривали и записывали данные организма, состояние моё было хорошим. Сам я чувствовал себя хорошо, так как перед этим хорошо отдохнул и выспался»…
Далее он рассказывает, как на него надели скафандр, отвезли вместе с Г.С. Титовым на стартовую площадку. Затем посадили в кабину ракеты, закрыли люк и объявили стартовую готовность.
«Слышал, как его закрывают, как стучат ключами. Потом начинают люк вновь открывать. Смотрю, люк сняли. Понял, что-то не в порядке. Мне Сергей Павлович [Королёв] говорит: „Вы не волнуйтесь, один контакт почему-то не прижимается. Всё будет нормально». Расчётом скоро были переставлены платы, на которых установлены концевые выключатели. Всё подправили и закрыли крышку люка».
«Началась продувка, — рассказал Гагарин. — Слышал, как работали клапаны. Затем был произведён запуск. Двигатели вышли на предварительную ступень. Появился лёгкий шум. На промежуточной ступени он усилился. Когда двигатели вышли на главную, основную ступень, шум усилился, но не был слишком резким, который заглушал или мешал бы работе. Шум приблизительно такой же, как в самолёте. Я готов был к гораздо большему звуку. Затем ракета плавно, мягко снялась со своего места. Я даже не заметил, когда она пошла. Потом чувствовал, как по конструкции ракеты пошла мелкая дрожь. Характер вибрации: частота большая, амплитуда небольшая.
Я приготовился к катапультированию (на тот случай, если старт получится неудачным, сработает система спасения). Сижу, наблюдаю процесс подъёма. Слышу, докладывает Сергей Павлович о том, что идёт 70 секунд. Тут плавно меняется характер вибрации: частота падает, а амплитуда растёт. Возникает как бы тряска. Потом постепенно эта тряска затихает, и к концу работы первой ступени вибрация становится такой же, как в начале её работы.
Перегрузка плавно растёт, но она вполне переносимая, как на обычных самолётах. Примерно 5 единиц.
При этой перегрузке я вёл всё время репортаж и держал связь со стартом. Было несколько трудно разговаривать, так как стягивало все мышцы лица. Несколько поднапрягся. Дальше перегрузка стала расти, достигла своего пика и начала плавно уменьшаться. Затем почувствовал резкий спад перегрузки. Ощущение было таким, будто что-то отрывается от ракеты. Почувствовал что-то вроде хлопка. При этом резко упал шум. Будто возникло состояние невесомости, хотя в это время перегрузка примерно равна единице. Затем опять появляется и начинает расти перегрузка. Начинает прижимать к креслу, уровень шума значительно меньше.
На 150-й секунде отделился головной обтекатель. Процесс очень яркий. Получился толчок, хлопок. Одна половина обтекателя как раз была против «Взора». У меня светофильтр «Взора» был закрыт, а шторка открыта. Обтекатель медленно пошёл вниз от «Взора», за ракету»…
Так Юрий Алексеевич впервые увидел со стороны нашу планету. Она ему понравилась. Однако не успел он привыкнуть к невесомости, как надо было уже готовиться к посадке. Включилась ТДУ — тормозная двигательная установка. Стали нарастать перегрузки. Одно время его прижало так, что он стал плохо видеть. Но это скоро прошло. Но тут обнаружилось, что при торможении улетел куда-то карандаш и стало нечем писать в бортжурнале.
Потом кабину закрутило и пропала радиосвязь. «Я приготовился к спуску. Закрыл правый иллюминатор, — сообщил Гагарин в своём докладе. — Притянулся ремнями, закрыл гермошлем и переключил освещение на рабочее. Затем в точно заданное время прошла третья команда. Как только погасло окошко при прохождении третьей команды, я стал наблюдать за давлением в ТДУ и в системе ориентации. Оно стало резко падать с 320 атм. Стрелка прибора чётко шла на уменьшение давления.
Я почувствовал, как заработала ТДУ. Через конструкцию ощущался небольшой зуд и шум. Я засёк время включения ТДУ. Перед этим секундомер поставил на нуль. ТДУ работала хорошо. Её включение произошло резко. Перегрузка наросла немного, и потом резко опять появилась невесомость. Стрелки в этот момент в системе автоматической ориентации и в баллоне ТДУ сразу прыгнули к нулю. Время работы ТДУ составило точно 40 секунд. В этот период произошло следующее: как только выключилась ТДУ, произошёл резкий толчок, и корабль начал вращаться вокруг своих осей с очень большой скоростью. Земля у меня проходила во «Взоре» сверху справа вниз и влево.
Скорость вращения была градусов около 30 в секунду, не меньше. Получился «кордебалет»: голова-ноги, голова-ноги с очень большой скоростью вращения. Всё кружилось. То вижу Африку (над Африкой это случилось), то горизонт, то небо. Только успевал закрываться от Солнца, чтобы свет не падал в глаза. Я поставил ноги к иллюминатору, но не закрывал шторки.
Мне самому было интересно, что происходит. Я ждал разделения. Разделения нет. Я знал, что по расчёту это должно было произойти через 10-12 секунд после выключения ТДУ.
При выключении ТДУ все окошки на пульте управления погасли. По моим ощущениям времени прошло больше, но разделения нет. На приборе «Спуск 1» сигнальная лампочка не гаснет, «приготовиться к катапультированию» — не загорается. Разделение не происходит. Вновь начинают загораться окошки на пульте: сначала окошко третьей команды, затем — второй и затем — первой команды. Подвижный индекс стоит на нуле. Разделения никакого нет. «Кордебалет» продолжается. Я решил, что тут не всё в порядке. Засёк по часам время. Прошло минуты две, а разделения нет. Доложил по KB-каналу, что ТДУ сработала нормально. Прикинул, что всё-таки сяду нормально, так как тысяч 6 есть до Советского Союза, да Советский Союз тысяч 8 км, значит, до Дальнего Востока где-нибудь сяду. «Шум» не стал поднимать. По телефону доложил, что разделение не произошло.
Я рассудил, что обстановка не аварийная. Ключом я передал «ВН» — всё нормально. Через «Взор» заметил северный берег Африки, Средиземное море. Всё было чётко видно. Корабль продолжал вращаться. Разделение произошло в 10 часов 35 минут, а не в 10 часов 25 минут, как я ожидал, т.е. приблизительно через 10 минут после конца работы тормозной установки.
Разделение резко почувствовал. Произошёл хлопок, затем толчок, вращение продолжалось. Погасли все окошки на пульте. Включилась только одна надпись: «приготовиться к катапультированию». Я заметил, что высота полёта всё-таки стала ниже, чем, скажем, в апогее. Здесь предметы на Земле различались резче. Я закрыл шторку «Взора». Вращение шара продолжалось по всем осям с прежней скоростью (30 градусов в секунду). Затем начал чувствовать торможение и какой-то слабый зуд, идущий по конструкции корабля. Еле ощутимый зуд, который ощущается через ноги, стоящие на кресле. Я занял позу для катапультирования. Сижу и жду.
Начинается замедление вращения корабля; причём по всем трём осям. Корабль начал колебаться примерно на 90° вправо и влево. Полного оборота не совершалось. По другой оси такие же колебательные движения с замедлением. В это время иллюминатор «Взора» был закрыт шторкой. Вдруг по краям шторки появился ярко-багровый свет. Такой же багровый свет наблюдался и в маленькое отверстие в правом иллюминаторе. Ощущал колебания корабля и горение обмазки.
Я не знаю, откуда потрескивание шло: или конструкция подтрескивала, расширялась ли тепловая оболочка при нагреве, но слышно было потрескивание. Происходило одно потрескивание примерно в минуту. В общем, чувствовалось, что температура была высокая. Потом несколько слабее стал свет во «Взоре». Перегрузки были маленькие, примерно 1-1,5 единицы. Затем начался плавный рост перегрузок. Колебания шара всё время продолжались по всем осям. К моменту достижения максимальных перегрузок я наблюдал всё время Солнце. Оно попадало в кабину в отверстие иллюминатора люка № 1 или в правый иллюминатор. По «зайчикам» я мог определить примерно, как вращается корабль.
К моменту максимальных перегрузок колебание корабля уменьшилось до ±15 градусов. К этому времени я чувствовал, что корабль идёт с некоторым подрагиванием. В плотных слоях атмосферы он заметно тормозился. По моим ощущениям перегрузка была за 10G. Был такой момент, примерно секунды 2-3, когда у меня начали «расплываться» показания на приборах. В глазах стало немного сереть. Снова поднатужился, поднапрягся. Это помогло, всё как бы стало на своё место.
Этот пик перегрузки был непродолжительным. Затем начался спад перегрузок. Они падали плавно, но более быстро, чем они нарастали. С этого момента внимание своё переключил на то, что скоро должно произойти катапультирование. Перегрузки стали «жать», Солнце мне било прямо в задний иллюминатор. Когда я начал готовиться к катапультированию, корабль развернуло к Солнцу примерно на 90°.
Потом перегрузки полностью спали, что, очевидно, совпало с переходом звукового барьера, я стал улавливать свист воздуха. В шаре отчётливо можно было чувствовать, как он идёт в плотных слоях атмосферы. Шум или свист был слышен так же, как обычно его слышно в самолётах, когда задросселируют двигатели или когда самолёт пикирует.
Вновь подумал о том, что сейчас будет катапультирование. Настроение было хорошее. Стало ясно, что сажусь не на Дальнем Востоке, а где-то здесь, вблизи расчётного района.
Момент разделения хорошо заметил. Глобус остановился приблизительно на середине Средиземного моря. Значит, всё нормально. Жду катапультирования. В это время приблизительно на высоте 7 тысяч метров происходит отстрел крышки люка № 1. Хлопок, и крышка люка ушла. Я сижу и думаю, не я ли это катапультировался? Так, тихонько голову кверху повернул. В этот момент произошёл выстрел, и я катапультировался. Произошло это быстро, хорошо, мягко. Ничем не стукнулся, ничего не ушиб, всё нормально. Вылетел вместе с креслом. Дальше стрельнула пушка, и ввёлся в действие стабилизирующий парашют.
В кресле сиделось очень удобно, как на стуле. Почувствовал, что меня вращает в правую сторону. Сразу увидел большую реку. И решил, что это Волга. Больше других таких рек нет в этом районе. Потом смотрю — что-то вроде города. На одном берегу большой город, и на другом — значительный. Точно, что-то знакомое.
Катапультирование произошло, по моим расчётам, над берегом. Ну, думаю, очевидно, ветерок сейчас меня потащит и придётся спуститься на воду. Потом отцепляется стабилизирующий парашют и вводится в действие основной. Проходило всё это очень мягко, так что я почти ничего не заметил. Кресло также незаметно ушло от меня вниз.
Я снижался на основном парашюте. Опять меня развернуло к Волге. Проходя парашютную подготовку, мы прыгали много как раз вот над этим местом. Много летали там. Узнал железную дорогу, железнодорожный мост через реку и длинную косу, которая вдаётся далеко в Волгу. И подумал о том, что здесь, наверное, Саратов. Приземляюсь в Саратове.
Затем раскрылся запасной парашют, раскрылся и повис. Так он и не открылся. Произошло только открытие ранца.
Я уселся поплотнее и стал ждать отделение НАЗа (носимого аварийного запаса). Слышал, как дёрнул прибор шпильки. Открылся НАЗ и полетел вниз. Через подвесную систему я только ощутил сильный рывок и понял, что НАЗ пошёл вниз самостоятельно.
Вниз я посмотреть не мог, куда он там падает, так как в скафандре это сделать нельзя — жёстко к спинке привязан.
Тут слой облачков был. В облачке поддуло немножко — и раскрылся второй парашют. Дальше я спускался на двух парашютах.
Наблюдал за местностью, заметил, где приземлился шар. Белый парашют и возле него лежит чёрный, обгорелый шар. Это я видел недалеко от берега Волги, примерно в километрах 4-х от моего места приземления.
Опускаясь, заметил, как справа от меня по сносу виден полевой стан. На нём много народу, машины. Рядом дорога проходит. Шоссе идёт на Энгельс. Дальше вижу, вьётся речушка-овраг. Слева за оврагом домик, там какая-то женщина телёнка пасёт. Ну, думаю, сейчас я, наверное, угожу в этот самый овраг, но ничего не сделаешь.
Чувствую, все смотрят на мои оранжевые красивые купола. Дальше смотрю, приземляюсь на пашню. Думаю, ну сейчас приземлюсь. Как раз спиной меня несёт. Попробовал развернуться, в этой системе трудно развернуться, вернее, не развернёшься. Перед землёй примерно метров за 30, меня плавно повернуло прямо лицом по сносу. Ветерок, как определил, был метров 5-7. Только успел я это подумать, смотрю — земля. Приземление было очень мягкое. Пашня оказалась хорошо вспахана, очень мягкая, она ещё не высохла. Я даже не почувствовал приземления. Сам не понял, как уже стою на ногах. Задний парашют упал на меня, передний парашют пошёл вперёд. Погасил его, снял подвесную систему. Посмотрел — всё цело. Значит, жив, здоров.
Приземлился с закрытой шторкой. Трудно было с открытием клапана дыхания в воздухе. Получилось так, что шарик клапана, когда одевали, попал под демаскирующую оболочку. Подвесной системой было всё так притянуто, что я минут 6 никак не мог его достать. Потом расстегнул демаскирующую оболочку, с помощью зеркала вытащил тросик и открыл клапан нормально…»
А дальше была встреча с женщиной и девочкой, которые поначалу испугались «небожителя», но быстро поняли, что к чему. Вскоре подошла военная машина. И Гагарин вместе с приехавшим на ней командиром дивизиона ПВО майором Ахмедом Николаевичем Гассиевым отправился в город Энгельс. По дороге космонавта подобрал вертолёт и вскоре он по телефону доложил в Москву о благополучном завершении полёта.
Почему доклад Гагарина засекретили?
Ну, скажите, что тут секретного? А оказывается вот что. Оказывается, нельзя было рассказывать, что он катапультировался и спустился на парашюте, поскольку по тогдашним законам ФАИ полёт считался благополучным, если только приземление происходило вместе с летательным аппаратом. И спортивного комиссара заставили соврать расплывчатой фразой о том, что полёт закончился благополучно.
Но это ещё мелочь. Когда корабль вышел на орбиту, Гагарину сообщили, что всё идёт по плану. На самом деле это было не так. Согласно расчётам баллистиков, «Восток» вышел на слишком высокую орбиту — порядка 370 км. А тормозная двигательная установка (ТДУ) на «Востоках» была одна, не резервировалась. Если бы она отказала, корабль при нормальной, расчётной траектории всё равно должен был бы спуститься на Землю за счёт аэродинамического торможения в верхних слоях атмосферы максимум через 12 суток. На этот срок и рассчитывались все запасы на борту. Однако просчитав гагаринскую орбиту, баллистики схватились за головы — корабль мог остаться в космосе на 50 суток или даже дольше… Однако, на счастье, ТДУ не подвела, сработала в точно запланированные 40 секунд. И всё закончилось благополучно — взлетевший старший лейтенант при посадке оказался майором.
Однако атмосфера сверхсекретности, недомолвок привела к тому, что за рубежом советским источникам информации не поверили. И пошло-поехало…
Мифы и сплетни о полёте Гагарина
Так венгерский публицист И. Немене в своё время взял на себя смелость заявить, что Гагарин вовсе не облетал нашу планету. «Восток» поднялся в космос на несколько дней раньше, — писал Немене. — На борту его находился сын известного авиаконструктора, не менее известный лётчик-испытатель Владимир Ильюшин…»
Но после приземления, дескать, выглядел он столь плохо, что его никоим образом нельзя было демонстрировать миру. Наоборот, его требовалось надолго убрать с глаз публики. И в том же году Ильюшин попадает в тяжёлую автомобильную аварию.
На роль же космонавта № 1 срочно подбирается симпатичный парень с жизнерадостной улыбкой и прекрасными анкетными данными. А чтобы тайна невзначай не всплыла впоследствии, Гагарину вскоре тоже была устроена автомобильная авария. А когда она не увенчалась успехом — космонавт отделался лишь шрамом на лбу, во время одной из тренировок не вернулся на аэродром надёжнейший самолёт МиГ-15 УТИ…
Правда, надо отдать должное и западным журналистам. Далеко не все подхватили газетную «утку». Одним из первых вступил в полемику известный чешский журналист К. Пацнер. «По правде говоря, — писал он в газете «Млода фронта днес», — сомнения в космическом первенстве Гагарина — далеко не новость…»
Космический бред
Космические слухи, мелькавшие в западной печати, начиная с середины 60-х годов XX века, взял на себя труд систематизировать американский эксперт по вопросам космической техники Джеймс Оберг. Он написал книгу «Скрытые советские аварии», где, в частности, указано, что в 1957 году при старте с космодрома Капустин Яр погиб космонавт Лодовский. В том же году при аналогичных обстоятельствах ушёл из жизни Шиборин. Спустя два года смерть настигла Митькова. В мае 1960 года погиб космонавт, фамилия которого, согласно некоторым данным, Зайцев. А в сентябре 1960 года — ещё один человек, Пётр Долгов.
Далее, в феврале 1961 года западные радиолюбители поймали телеметрические радиосигналы биения человеческого сердца; передача эта вскоре прекратилась. По одним сообщениям, в это время вокруг Земли кружили два советских космонавта, по другим данным, их было трое — Белоконев, Качур и Грачёв.
В начале апреля 1961 года трижды облетел нашу планету Владимир Ильюшин, но при возвращении был ранен. В середине мая 1961 года радиолюбители Запада поймали слабый радиозов о помощи, который давали два советских космонавта. А 14 октября 1961 года итальянские радиолюбители услышали сигналы «SOS», доносившиеся из глубин космоса. По некоторым данным, тогда погиб Белоконев, которого, получается, не было на борту орбитального корабля, потерпевшего аварию в феврале 1961 года. И, наконец, в ноябре 1963 года трагически закончилась попытка запустить вторую космонавтку…
Согласитесь, от такой статистики волосы встают дыбом. Откуда она взялась? Есть ли в ней хоть доля правды?.. Давайте попробуем разобраться.
Начнём с того, что сам Оберг, работавший некоторое время в НАСА и занимавшийся военными ракетными разработками, считает подобные сведения совершенно неправдоподобными. Его поддерживает и уже упоминавшийся Пацнер. За четверть века тесного общения с советскими космонавтами ему пришлось слышать немало историй «не для печати», в том числе и до сих пор неопубликованные подробности о гибели экипажей «Союза-1» и «Союза-11», многих авариях на космодромах, имевших место в действительности, трудностях лунной программы СССР… Однако ни при каких обстоятельствах, подчёркивает он, никто и словом не обмолвился о подобных трагедиях.
Откуда слухи?
Но ведь дыма-то без огня не бывает?.. Верно, не бывает. Готовность советского правительства принять любой вариант развития событий во время полёта Гагарина подтверждает хотя бы докладная записка, направленная в ЦК КПСС 30 марта 1961 года от имени ответственных лиц, занятых в космической программе. В частности, в ней говорится, что для полёта подготовлены два корабля-спутника.
При этом авторы документа сочли целесообразным сообщить о полёте сразу после выхода корабля-спутника на орбиту «по следующим соображениям:
а) в случае необходимости это облегчит быструю организацию спасения;
б) это исключит объявление каким-либо иностранным государством космонавта разведчиком в военных целях…»
Казалось бы, всё логично. Тем не менее первое сообщение о запуске прошло по радио уже после того, как Гагарин фактически закончил свой полёт. Многие при этом ссылаются на технические причины задержки. Дескать, пока дали команду, пока то да сё… А может, всё-таки ещё раз перестраховывались?
Вот вам ещё маленькая деталь. В случае отказа системы автоматической посадки Гагарин должен был переходить на ручное управление. Опять-таки на всякий случай оно было заблокировано шифром. Шифр этот Гагарин знал наизусть. Более того, сам С.П. Королёв тайком сунул ему в карман скафандра бумажку с обозначением того шифра. Но ручное управление всё-таки заблокировали. А вдруг Гагарин сойдёт с ума? Кому нужен такой герой?..
Такая политика «у нас всегда и всё в порядке, а неприятности могут быть только у американцев» и привела к тому, что и доклад Гагарина был тут же засекречен, и пролежал в ведомственных сейфах многие десятилетия. А всё потому, что первый космонавт Земли поступил «как учили» — подробно рассказал, что и как было на самом деле.
А самого Ю.А. Гагарина всё-таки заставили соврать. На послеполётной пресс-конференции он отвечал на вопросы журналистов. Ему был задан вопрос, как космонавт приземлился — вместе с кораблём или отдельно, на парашюте, — он ответил: «Приземлился вместе с кораблём». Как человек военный, дисциплинированный, Гагарин ответил как было нужно. Однако со временем обман раскрылся. Потом Гагарину на всех международных пресс-конференциях задавали этот злосчастный вопрос. В общем, пришлось Юрию Алексеевичу покраснеть за чужие грехи…
Эта закулисная история первого полёта человека в космос весьма красноречиво иллюстрирует психологическую атмосферу, которая царствует в нашей космонавтике во многом и поныне. И это несмотря на то, что умолчания, недомолвки уже не раз приводили к возникновению разного рода слухов, скандалов и прочих осложнений.
Потом в жизни Ю.А. Гагарина были и другие секреты. Так, например, мало кто достоверно знает, откуда у него на лбу на самом деле появился приметный шрам. Как он рвался на спасение своего товарища Владимира Комарова, у которого он был дублёром. По какой причине погибли два опытных пилота — Гагарин и Серёгин… Но это уже к данной истории никакого отношения не имеет.
Записка Юрия Гагарина, написанная и подписанная им после исторического полёта
Литература:
Журнал «Техника-молодёжи», № 6 (1069), 2021