Авиаконструктор А.С. Яковлев – о деловых контактах в предвоенный период с верхушкой фашистской Германии и Адольфом Гитлером

В 1931 г. Иосиф Виссарионович Сталин на первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности заявил:

«Задержать темпы – это значит отстать. А отсталых бьют… История старой России состояла, между прочим, в том, что её непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все – за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную… Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

Для индустриализации страны требовались передовые промышленные технологии. В условиях «международных санкций» в отношении молодого Советского государства руководство нашей страны использовало все возможные на тот момент средства для получения доступа к передовым иностранным разработкам. Там, где не хватало возможностей разведки и торговых миссий, в работу включалась высшая партийно-хозяйственная номенклатура СССР. Официальные советские делегации ездили по развитым странам мира где знакомились  с новой техникой, устанавливали деловые контакты с местными элитами, заключали договоры на поставки оборудования и конструкторской документации.

Сейчас кажется чем-то невероятным, что уже после начала Второй Мировой Войны, когда стало понятно, что вооруженное противостояние между СССР и фашистской Германией неизбежно, советские партийно-промышленные делегации продолжают посещать 3-й Рейх. При этом для них были открыты не только двери немецких оборонных предприятий, но и двери только что построенной рейхсканцелярии, где Адольф Гитлер и вся высшая фашистская верхушка принимает и даёт торжественный обед в честь советских гостей.

Обо всём этом в своих мемуарах пишет один из известнейших советских авиаконструктор Александр Сергеевич Яковлев, занимавший в то время пост заместителя народного комиссара авиационной промышленности по опытному самолётостроению и науке:

«Конец тридцатых годов запечатлелся в памяти моего по­коления серией наглых разбойничьих нападений гитлеров­ской Германии, разгромом целого ряда европейских госу­дарств. Каждый день был чреват неожиданностями.

В 1938 году гитлеровская Германия в результате по­пустительства тогдашних правителей Англии и Франции поглотила Австрию и Чехословакию. В ночь на 1 сентября 1939 года гитлеровские войска перешли границу Польши. Уже 6 октября боевые операции в Польше были законче­ны. Остатки польских вооруженных сил капитулировали.

9 апреля 1940 года немецкие войска внезапно захватили Данию и одновременно высадили свои десанты на побережье Норвегии. 10 мая 1940 года войска Гитлера пере­шли французскую границу. Авиация нанесла мощный удар по французским аэродромам. Почти вся французская авиация была уничтожена.

Одновременно немецко-фашистские войска оккупиро­вали Голландию и Бельгию. Неудержимой лавиной рину­лись немецкие танки на французскую землю. За несколько дней Франция перестала существовать как самостоятель­ное государство. 14 июня Париж был занят гитлеровцами без боя.

Покончив с Францией, немецкие фашисты начали воз­душное наступление на Англию. 23 августа 1940 года был совершен первый массированный налет гитлеровской бом­бардировочной авиации на Лондон.

Войну этого периода называли странной, ибо Германия наступала, а армии её противников фактически не сража­лись. Да это признавали и сами союзники.

Вице-маршал английской авиации Дж. Кингстон-Макклори пишет в книге «Руководство войной»:

«В течение всего периода странной войны в Европе передовой ударной авиагруппе не разрешалось произво­дить налеты на Германию; она занималась разбрасыва­нием листовок».

Такой военный авторитет, как английский фельдмар­шал Монтгомери, в своих воспоминаниях об этом периоде войны с Германией пишет:

«Франция и Британия не шелохнулись, когда Герма­ния проглотила Польшу. Мы продолжали оставаться в бездействии даже тогда, когда германские армии перебра­сывались на запад с совершенно очевидной целью атако­вать нас. Мы терпеливо ожидали, пока на нас нападут, и на протяжении всего этого периода время от времени бомбили Германию листовками. Я не понимал, была ли это война».

Теперь ясно, что «странная война» велась по той при­чине, что реакционные круги Англии и Франции лелеяли мечту направить германский фашизм против СССР.

Это, между прочим, показали военные переговоры, про­водившиеся в Москве тремя военными делегациями — анг­лийской, французской и советской — в августе 1939 года, то есть буквально накануне нападения Гитлера на Поль­шу. Делегации вели переговоры о военном сотрудничестве и заключении соглашения на случай агрессии со стороны Германии.

Как известно, переговоры эти не увенчались успехом. Французская и английская делегации взяли курс на за­тяжку и срыв переговоров. Позднее стало известно, что английское правительство одновременно с этими перегово­рами вело тайные переговоры с Гитлером. Англичане пред­лагали ему заключить пакт о ненападении и соглашение о фактическом переделе мира.

Советское правительство, исчерпав все возможности в бесплодных переговорах с Францией и Англией о сов­местных действиях против агрессора, сочло за мень­шее зло принять предложение Германии о заключении договора о ненападении. Это дало нашей стране выигрыш во времени для подготовки отпора гитлеровской Герма­нии.

Все мы знали, что фашизм есть фашизм и что рано или поздно, а воевать с фашистами придется.

В период «странной войны» мне довелось побывать в Германии, где я познакомился с виднейшими немецкими конструкторами: Мессершмиттом, Хейнкелем, Дорнье, Танком.

Наиболее характерной фигурой среди них был Вилли Мессершмитт. Ему было лет сорок пять. Угрюмый, немно­гословный человек. Разговаривая, он глядел исподлобья, и любезность по отношению к русским ему давалась с большим трудом.

Мы ознакомились с основными заводами в Аугсбурге, осмотрели самолеты — двухместный двухмоторный «Мессершмитт-110» (Bf.110) и гордость немецкой истребительной авиа­ции, «непобедимый» истребитель «Мессершмитт-109» (Bf.109). Действительно, Bf.109 был тогда лучшим европейским истре­бителем. И после того, как все вопросы по этим машинам были исчерпаны, возник разговор о новом самолете, инте­рес к которому разжигали сами же немцы. Это был истребитель «Мессершмитт-209» (Ме.209) — машина, вокруг которой гит­леровцы создали ореол таинственности и говорили чуть ли не шепотом о её необыкновенно высоких летных качест­вах. Естественно, мы захотели ознакомиться с этой машиной.

Когда её выкатили на аэродром и мы её увидели во­очию, то поняли, что нам показывают совсем не то. Это была экспериментальная кустарная попытка переделать в истребитель гоночный самолет «мессершмитт». Каждый авиационный специалист видел это с первого взгляда. Судя по всему, истребителя из этой машины не получилось, и даже по её состоянию ясно было, что она законсервиро­вана.

Мы тут же дали этой машине технически грамотную оценку, справедливость которой немецкие специалисты не могли не признать. Профессиональное самолюбие их было страшно задето. Они тут же проговорились, что это другая машина, а настоящий «Месеершмитт-209» стоит в ангаре.

В этот же день при встрече с Мессершмиттом мы в де­ликатной форме высказали ему свои впечатления о ма­шине. На него наша инженерная оценка самолета подей­ствовала не менее возбуждающе, чем на его помощников. Он покраснел, но тоже признал, что это не тот истреби­тель. Пришлось ему показать настоящий «Мессершмитт-209».

Однако, по нашему мнению, эта машина тоже еще была в очень сыром виде, далеко не закончена, иного вре­мени и сил требовалось для того, чтобы довести её до состояния боевого истребителя. Машина имела ряд таких органических недостатков, которые вообще ставили под сомнение возможность её доводки, что, между прочим, впо­следствии и подтвердилось. «Мессершмитт-209» так и не увидел света. Во время войны он не появился в воздухе.

Познакомились мы и с самолетами Хейнкеля. Фирма Хейнкеля известна главным образом созданием двухмо­торного бомбардировщика «Хейнкель-111» (Не-111) — основного бомбардировщика германских военно-воздушных сил на­чального периода войны.

Впервые позорную славу снискал себе «Хейнкель-111» при разгроме беззащитных испанских городов, когда Франко с помощью фашистской Германии душил в 1937 го­ду республиканскую Испанию. Затем эти же бомбардиров­щики жгли в 1939 году польские города, сбрасывали бом­бы на Бельгию, Францию, Чехословакию, Грецию.

Позже Хейнкель смонтировал на своём самолете газо­вую установку. Наши истребители сбили «хейнкель», у которого в фюзеляже установлен был газовый баллон с от­равляющими веществами. В этом самолете висели специальные маски лётчиков с надписью: «Газовые маски». Экипаж, перед тем как пустить в действие отравляющие вещества против русских, должен был надеть маски и за­щитить себя от газа.

Хейнкель показал нам созданный им в самое последнее время истребитель «Хейнкель-100». Мы его оценили не так высоко, как немцы. Несмотря на свои хорошие летные качества, этот самолет обесценивался очень плохими эксплуатационными свойствами. Ещё в начале войны истре­бители Хейнкеля сошли со сцены.

Бомбардировщики «Хейнкель-111» тоже были сняты с производства в ходе войны. Хейнкель оказался неспособ­ным улучшить их настолько, чтобы они могли конкуриро­вать с нашими бомбардировщиками и, главное, чтобы они могли успешно обороняться от наших истребителей. Бом­бардировочный самолет «Хейнкель», обнаруженный в воз­духе нашими истребителями, как правило, становился жертвой. Хейнкель вынужден был уступить принадлежав­шую ему пальму первенства фирме «Юнкере».

Старейшими немецкими самолетостроительными фир­мами были «Фокке-Вульф» и «Юнкерс». Основатели их, профессор Фокке и Юнкерс, давно уже не имели к своим предприятиям никакого отношения. Юнкерс был не в почете у Гитлера и умер перед войной в опале. Но поскольку имя Юнкерса, крупного ученого, пользовалось авторитетом в Германии, фашисты оставили это имя как ширму.

Руководить рядом заводов фирмы «Фокке-Вульф» было поручено бывшему шеф-пилоту Геринга Курту Танку. Когда мы приехали на завод в Бремен, нам отрекомендо­вали Курта Танка как директора завода, главного кон­структора и шеф-летчика-испытателя.

Курт Танк в первый же день нашего посещения завода сам сел в кабину тренировочного самолета и показал нам класс высшего пилотажа: вот, мол, удивляйтесь — главный инженер и директор завода у нас сам летает! После целого «фейерверка» фигур высшего пилотажа Курт Танк вышел из самолёта самодовольный, улыбающийся.

Однажды, в разговоре, он выдал нам «военную тайну»:

— Я сделал сейчас выдающийся истребитель, скорость которого семьсот километров в час (по тем временам очень много). В следующий раз, когда вы ко мне приедете, я по­кажу вам этот истребитель. Только чтобы вы никому не говорили,- добавил он, таинственно приложив палец к губам.

Через некоторое время, когда мы были на заводе «Фок­ке-Вульф» в Бремене, я напомнил ему об этом самолете. Танк, не моргнув глазом, заявил:

— Понимаете, какая неприятность! Этот самолёт толь­ко вчера потерпел аварию, так что я очень жалею, но по­казать вам его не могу.

И он решительно уклонился от показа самолёта.

Как можно было потом догадаться, самолет у него та­кой был. Это тот самый «Фокке-Вульф-190» (FW-190), беспощадно битый советскими истребителями с момента своего появ­ления на фронтах в 1942 году. Но только скорость его была не 700 километров, как хвастался Курт Танк, а примерно километров на сто меньше. Может быть, поэтому-то Курт Танк и не показал нам своего истребителя.

Во время пребывания в Берлине нас принял генерал-полковник Удет — заместитель министра авиации гитле­ровской Германии. Генерал ведал технической частью ми­нистерства авиации и теснейшим образом был связан с Мессершмиттом, Юнкерсом, Хейнкелем и другими авиаци­онными промышленниками.

Удет – известный военный лётчик-ас первой мировой войны, а также инженер-конструктор. Незадолго до на­шего приезда ему удалось установить мировой рекорд ско­рости на одном из самолетов Хейнкеля.

На аэродроме Иоганишталь под Берлином Удет знако­мил нас с авиационной техникой. Тут были двухмоторные бомбардировщики «Юнкерс-88» и «Дорнье-215», одномо­торные истребители «Хейнкелл-100» и «Мессершмитт-109», разведчики «Фокке-Вулъф-187» и «Хеншель», двухмотор­ный истребитель «Мессершмитт-110», пикирующий бом­бардировщик «Юнкерс-87» и другие самолеты.

Нам были названы летно-технические данные и осо­бенности вооружения и оборудования самолетов. Когда осмотр закончился, самолеты один за другим с интервалом в 1-2 минуты поднялись в воздух, на бреющем полете прошли над нами и в таком же порядке выполнили посад­ку. Всё было организовано образцово. По-видимому, такие показы устраивались не первый раз.

Нас интересовал вопрос: показали ли нам немцы дейст­вительный уровень своей военной авиационной техники? Может быть, нас водят за нос, втирают очки, демонстрируя устаревшие типы самолётов? После зрелого размышления мы решили, однако, пока не спешить с окончательными заключениями, а побывать на заводах. Там будет вид­нее.

Серийное производство самолётов и моторов, характер технологической оснащенности заводских цехов довольно убедительно говорили о том, что показанное в Иогаништале и есть основа технического оснащения Люфтваффе — военно-воздушных сил гитлеровской Германии.

Вначале я усомнился: почему гитлеровцы так откро­венно знакомят со своей авиационной промышленно­стью — одной из секретнейших отраслей вооружения ар­мии? Разгадку они дали сами.

Однажды нас пригласили осмотреть авиационный за­вод в Ораниенбурге, под Берлином. Завод был хороший. После осмотра директор предложил мне написать свои впе­чатления и отзыв в Книге почётных посетителей.

Я поинтересовался, кто там писал до меня. Оказывает­ся, мы были не первые из иностранцев, которым показы­вали этот завод. Известные деятели авиации многих стран мира — Америки, Англии, Франции, Италии, Японии и других, в том числе всемирно известный американский лётчик Чарльз Линдберг и другие знаменитости,- осма­тривали завод и оставили свои хвалебные записи.

Директор завода обратил наше внимание на запись главнокомандующего французским воздушным флотом ге­нерала Виемена, который посетил завод незадолго до на­чала войны с Германией. Генерал написал о заводе: замечательный-де завод, который делает честь и славу не толь­ко строителям, но и вообще германскому воздушному флоту.

Пока я читал, директор лукаво поглядывал на меня.

Я прочёл и говорю:

— Ну что ж, ваш завод стоит такой оценки.

Директор ответил:

— Дело в том, что генерал Виемен был у нас за пол­тора-два месяца до войны. Он и его спутники всё здесь осмотрели, завод и немецкую авиацию похвалили, но, ви­димо, не сделали соответствующего вывода.

Стало понятно: французскому генералу показывали этот лучший германский самолётостроительный завод, что­бы доказать, что авиационная мощь Германии неизмеримо выше воздушной мощи Франции, и чтобы Франция об этом помнила. Гитлеровцы запугивали французов, англи­чан, запугивали американцев, надеялись запугать и нас. Во всём чувствовалось стремление посеять в нас страх пе­ред фашистской военной машиной, заразить нас, как и дру­гих, паническим ужасом перед мощью гитлеровской Герма­нии и сломить волю к сопротивлению.

Мы вернулись в Москву с твердым убеждением, что гитлеровцы, ослепленные своими успехами в покорении Европы, не мыслили, что советские люди смогут с ними соперничать. Они были так уверены в своём военном и техническом превосходстве, что, показывая новинки своей авиации, думали лишь о том, как бы нас ещё и ещё силь­нее поразить, потрясти наше воображение и запугать.

Но не на таких напали!

Кстати сказать, во время одной из поездок в Герма­нию в составе советской делегации мне довелось, как говорится, лицом к лицу встретиться с самим фюрером и его окружением на приёме, устроенном в новой имперской канцелярии — так именовался дворец, служебная резиден­ция Гитлера, занимавшая целый квартал в центре Берлина.

Перед нами распахнулись ворота, и мы въехали во внутренний двор новой канцелярии. Двор имел форму правильного прямоугольника, окаймлённого с четырех сто­рон совершенно плоскими серыми стенами каменных зда­ний одинаковой высоты, с прямоугольными глазницами окон. Такими же серыми каменными плитами был уст­лан гладкий, как шахматная доска, двор. Создавалось впе­чатление, что попали в какую-то каменную коробку. Лишь в противоположной воротам стене был внушительный подъезд с огромными зеркальными дверями.

У подъезда, так же как и у ворот, каменными извая­ниями стояли эсэсовцы в серо-зелёных мундирах, в сталь­ных касках с фашистской эмблемой, с отличительными значками эсэсовских частей: череп и скрещенные кости.

Нас ввели в вестибюль и пригласили сесть. Обстановка здесь была роскошная. Пол вестибюля сплошь застлан мягким красным ковром, мебель дорогая, стены увешаны картинами известных художников. Какие-то прилизанные военные разговаривали между собой благоговейным шепо­том. Они беззвучно сновали туда и сюда, постоянно щел­кали каблуками друг перед другом и отдавали фашистское приветствие.

Торжественная обстановка, тишина, шепот — все это, очевидно, создавалось для того, чтобы психологически под­готовить человека, который должен был «предстать» пе­ред фюрером.

Через 5-10 минут ожидания тем же полушепотом была дана какая-то команда. Щелканье каблуков усили­лось. Дипломат, сопровождавший нас, изогнулся в три по­гибели, сделал жест в сторону арки, ведущей в другую комнату. Мы поняли, что нас приглашают пройти.

Мы встали и направились в другую комнату. В дверях я неожиданно увидел Адольфа Гитлера. Он стоял в ожи­дании нас и, пропуская в комнату, здоровался со всеми. Вслед за Гитлером цепочкой стояли его министры и гене­ралы.

Гитлер был в коричневом пиджаке, чёрном галстуке и черных брюках — традиционный костюм члена фашист­ской партии. Пресловутый чуб на лбу, серые, водянистые глаза, нездоровый, серовато-жёлтый цвет лица, неэнергич­ное пожатие влажной мясистой руки.

Полным контрастом ему был стоявший рядом Иоахим Риббентроп — высокий, безукоризненно одетый мужчина. Он энергично, продолжительно жал руку и пристально смотрел в глаза с чрезвычайно вежливой улыбкой на лице.

Создавалось впечатление, что он знает вас и хочет выра­зить вам свое особое расположение. По-видимому, он вы­работал подобную манеру здороваться в результате много­летней «дипломатической деятельности».

Затем настала очередь поздороваться с Йозефом Геб­бельсом. Наглые, бегающие глазки, совершенно жёлтое, ис­пещренное следами многочисленных угрей лицо и прили­занная лопоухая голова.

За Геббельсом стоял руководитель так называемого «трудового фронта» Роберт Лей — здоровенный краснощё­кий мужчина с двойным подбородком и тройным затылком, с кровавым рубцом от шрама на щеке, с сиплым, грубым голосом. Он старался делать вид, что чрезвычайно доволен знакомством с нами, беспрестанно улыбался и издавал ка­кие-то непонятные звуки, которые, очевидно, должны были выражать удовольствие.

Генрих Гиммлер — начальник гестапо, главный палач Германии. Одет был в форму офицера СС — серый мундир с бархатным воротником, с традиционными нашивками: череп и кости. Маленькая головка, волосы подстрижены коротко — ёжиком, узкие, змееподобные губы.

Для полноты коллекции не хватало Геринга, которого в тот момент в Берлине не было.

После взаимного представления Гитлер пригласил нас к пышно убранному, украшенному цветами столу. Справа вдоль стены стояло человек десять — пятнадцать официан­тов, вытянувшихся в струнку. Они походили скорее на военных, такими механическими, тренированными были их движения.

Обед проходил в атмосфере дипломатического протокола, за разговорами о самых пустых и нейтральных вещах. И здесь, так же как и на всех других подобных приёмах в Германии, я услышал похвалы замечательной музыке русского композитора Чайковского, замечательному ис­кусству русского балета Большого театра, высоким каче­ствам души русского человека, «известным всему миру» по произведениям Толстого и Достоевского.

Сколько фальши было в их речениях. Все любезности высказывались, как это стало позднее известно, в момент, когда гитлеровцы с дотошной скрупулёзностью вырабаты­вали свой план вероломного нападения на Советский Союз — «план Барбаросса».

Литература:

А.С. Яковлев. Записки конструктора.- М.: Политиздат, 1979